— Вы сегодня необычайно галантны, — улыбнулась она.
— Не очень в этом уверен.
Они миновали развилку. В одну сторону дорога вела к цветнику, а в другую — в парк с обширным прудом. Именно сюда Грей и повел Сильвию. Самой лучшей мыслью, которая пришла ему в голову сегодня — не считая, конечно, мысли жениться на Эмме, — это столкнуть Сильвию в этот пруд.
— Тогда, может быть, вы ответите на один вопрос?
— И что это будет за вопрос?
— Какова цель этой приятной, но слишком быстрой прогулки?
Они действительно быстро приближались к пруду. Грей немного замедлил шаг.
— Это зависит уже от ваших ответов на мои вопросы.
— Так спрашивайте, Грей.
— Вопрос первый. Кому вы послали неделю тому назад два письма? Те, что попросили графа отправить оплаченной почтой.
Сильвия украдкой бросила взгляд назад, словно желая убедиться, что за ними никто не идет.
— Бог мой, вы задаете такие нескромные вопросы. Сначала о моих отношениях с лордом Дэром, а теперь о личной переписке. Можно подумать, вы меня ревнуете.
Ее уклончивый ответ как нельзя лучше подтвердил его подозрения. Грей уже вел ее по извилистой тропинке вниз к пруду.
— Вопрос второй. Почему вы писали кому-то письма, если обещали мне — помните? — перед нашим отъездом из Лондона, что никому не раскроете секрета нашего пребывания в Хаверли? — Грей намеренно отвел вопрос от Эммы: он и без того причинил ей слишком много вреда, не хватало еще прибавить к списку ее врагов леди Сильвию Кинкэйд.
Ее и без того белое — под румянами — лицо побелело еще больше.
— Ах, Господи! Кто-то нас выдал? — Сильвия схватилась за сердце, притворившись расстроенной гораздо искуснее, чем это делала Элис. — Надеюсь, вы не думаете, что это я написала ее светлости и леди Джорджиане? Уверяю вас, это не так.
Грей загородил ей дорогу и испытующе посмотрел на нее. Сильвия переводила взгляд с пруда, лежавшего прямо у их ног, обратно на Грея, и он видел, как невинное выражение ее лица сменяется тревожным.
— Грей…
— Ну?
— Почему вы молчите?
— Я размышляю над тем, каким должен быть мой третий вопрос. Первое, что приходит в голову: «Вы можете поклясться?»
— Вы это серьезно? — Сильвия отступила на шаг.
— Что заставляет вас полагать, что я шучу?
— Это нелепо. Любой на моем месте поступил бы так же. Женщина должна уметь защищать свои интересы.
Эмма говорила ему то же самое, но совсем по другому поводу. И, как ни приятно было бы столкнуть Сильвию в пруд, ему нелегко будет оправдаться перед директрисой за свой поступок. Да и перед самим собой тоже.
— Леди Сильвия, пакуйте чемоданы. Через час одна из моих карет будет к вашим услугам. Вы вернетесь в Лондон, и, если еще раз попадетесь мне на глаза, я не стану спрашивать, умеете ли вы плавать. Уходите.
Сильвия открыла было рот, но, еще раз взглянув на воду, быстро пошла к дому. Подождав, пока она войдет внутрь, Грей тоже вернулся. Прежде чем он предпримет попытку снова поговорить с Эммой, еще одному гостю придется покинуть Хаверли.
Элис сидела у рояля и играла что-то мрачное из Баха. Проницательность никогда не была ее сильной стороной, хотя в начале их знакомства Грею это нравилось.
— Элис!
Она подняла на него глаза, и мелодия оборвалась.
— Здесь только что была Сильвия. Полагаю, ты и меня отправишь в Лондон?
Несколько недель назад он ответил бы коротко «да» и выпроводил бы ее за дверь, но сейчас решил, что надо повести себя более дипломатично. В конце концов, она честно выполнила свою часть их отношений. Она была такой, какой была. Вся вина — на нем. Эмма Гренвилл оказалась лучшим педагогом, чем он ожидал, если сумела научить его считаться с чувствами Элис Босуэлл.
— Мы оба знаем, что в Лондоне тебе будет лучше, — пожал он плечами. — И я не сомневаюсь, что ты найдешь более подходящего друга.
— Не старайся, не надо. — Она встала из-за рояля. — Я бы не осталась, даже если бы ты меня об этом попросил.
— В таком случае, зачем ты согласилась поехать в Гемпшир?
— Мне нравятся твои деньги. И я хочу получить подарок, когда ты вернешься в Лондон. Что-нибудь сверкающее.
— Пусть будет сверкающее.
— Хорошо.
Элис пошла наверх укладывать вещи, а Грей отправился оседлать Корнуолла. Эмма, наверное, все еще сердится на него, но он должен кое-что ей объяснить.
Стоя у входа, Эмма безучастно смотрела, как фаэтон покидает пределы академии. Тобиас закрыл ворота.
Когда экипаж скрылся из виду, она села на верхнюю ступеньку и, опустив голову, обхватила ее руками.
— Эмма, что с тобой? — Изабель, выбежав из дома, села рядом.
— Ах, Изабель, как же много ты сегодня пропустила!
— Так расскажи мне.
— Ученицы Уиклиффа сбежали из академии и пошли пешком в Хаверли. А когда вернулись, отказались объяснить мне, зачем им надо было видеть его светлость. Поэтому я тоже отправилась в поместье, чтобы узнать все от него самого.
— И что же дальше?
— К тому времени, когда я пришла туда, там уже были герцогиня Уиклифф и ее компаньонка, приехавшие из Лондона.
— Бог мой! Из-за… слухов?
— Очевидно. — При воспоминании об этой встрече настроение Эммы еще больше упало. — Тем не менее я решила воспользоваться случаем и, как представитель академии, произвести хорошее впечатление. — Эмма замолчала, вновь переживая то, что случилось в кабинете лорда Хаверли. Она не виновата, что упала в обморок: услышать то, что сказала герцогиня… было так же невыносимо больно, как тогда, тринадцать лет назад, когда она очутилась на улицах Лондона.
— И что было дальше? — спросила Изабель. — Ты как представитель академии…