— Я заключил с тобой пари. А я никогда не проигрываю. Никогда.
На какое-то мгновение ему показалось, что она ударит его. Но выражение ее лица вдруг резко изменилось.
— Продолжай!
— Будет совершенно очевидно, что я заставил тебя пойти на пари, потому что нет такой женщины, которая могла бы противостоять мне. Это всем известно.
— Грей…
— Помолчи. — Он стал ходить от двери к окну и обратно. Идея показалась ему блестящей. Ну, может, и не блестящей, но, во всяком случае, рыдания Эммы, разрывавшие ему сердце, прекратились. — Какой уважающий себя джентльмен захотел бы, чтобы герцог Уиклифф проиграл пари? Да еще женщине! Мало того что в свете это расценивалось бы как преступление, любой счел бы свое вмешательство излишним, да и попросту… опасным.
Дверь приоткрылась.
— У вас что-то уж очень тихо. Вы еще не убили друг друга, а? — Тристан просунул голову в дверь.
Легкомысленный тон виконта нисколько не обманул Грея: он понял, что Дэр искренне беспокоился за Эмму. Чувствуя, что начинает закипать, Грей встал между ним и Эммой.
— Родители Генриетты считают, что Эмма превратила академию в нечто вроде публичного дома.
Побелев, Эмма села на стул.
— Все пропало, — прошептала она и закрыла лицо ладонями.
— Нет, не пропало, потому что у нас есть план.
— У кого это «у нас»? Никакого плана нет.
— Есть.
— У нас плана нет. Это вы придумали, что надо рассказать о пари, чтобы спасти академию. Это не сработает.
— Это почему же? — Грей скрестил руки на груди.
— Вы собираетесь выиграть или проиграть? — Медленно, разделяя слова, словно задавая своим ученицам трудный вопрос, спросила Эмма.
— Я…
— Потому что, как только исход пари будет известен, это лишь подтвердит слухи и тем самым погубит академию. Ваш выигрыш будет стоить академии…
— Я проиграю, — сказал он вызывающе.
— Ах, вы проиграете, — повторила она, не скрывая сарказма.
— Да.
— Намеренно?
— Да.
— Хорошо. Даже если предположить, что я поступилась бы своей гордостью, зная, что вы проиграли нарочно, объясните, как может мой выигрыш положительно повлиять на события?
— Я позабочусь об этом.
— Вы слишком самоуверенны.
— Я никогда не ошибаюсь.
— Если вы хотите проиграть, вам придется изменить это утверждение на другое — «редко ошибаюсь». Все в Лондоне узнают, что вы проиграли, но никто — что вы сделали это намеренно.
— Как я уже предлагал вам ранее, можно было бы меня поблагодарить и на этом покончить.
— Я просто хочу удостовериться, что вы понимаете, что люди… особенно мужчины, наверняка посмеются над вами.
— Рискуя оказаться со сломанной челюстью, могу заявить, что она права, — сказал Тристан в наступившей тишине.
— Согласен. — Этот аспект проблемы, как ни странно, беспокоил его меньше всего. — Но если проиграю я, всем станет ясно, что Эмма не могла делать ничего неприличного, потому что ее время было полностью занято ведением уроков и разработкой блестящего плана возрождения поместья.
— Весьма хлипкий аргумент, — возразила Эмма.
— Надо сделать ответный ход. Пусть Генриетта напишет письмо отцу. Потом необходимо пригласить всех родителей учениц. Нам скрывать нечего. Во всяком случае, мы выиграем дней десять.
Эмма почему-то почувствовала себя лучше, когда Грей и Тристан уехали из академии. Что-то у Грея был слишком уж уверенный вид.
— Эм, ну как ты? — В кабинет вошла Изабель.
— Более или менее. Ах, Изабель, как я могла поступить так глупо, так опрометчиво?
— Это отец Генриетты поступил опрометчиво. Как он мог обвинить тебя в неприличном поведении?
На глаза Эммы снова навернулись слезы. Если бы они знали истинное положение вещей!
— Я не могу винить никого, кроме себя. Я директриса академии и отвечаю за все, что здесь происходит.
— Уезжая, его светлость сказал, что он обо всем позаботится, — возразила француженка. — Может, тебе предоставить все герцогу? Идея пари, в конце концов, принадлежала ему.
— Это было бы замечательно, не правда ли? Герцог Уиклифф, известный своим благосклонным отношением к женскому полу, бросается на помощь.
— Почему бы и нет?
— Да потому, что его благосклонность кончится в тот момент, когда академия станет предметом светских пересудов. Мы можем полагаться только на тех, для кого интересы академии будут всегда стоять на первом месте. Боюсь, что это только мы с тобой.
— Значит, у тебя есть какие-то соображения?
— Пока нет. — Эмма устало опустилась на стул. — Но я что-нибудь придумаю.
Если рассказать родителям учениц о пари, это, по мнению Грея, даст дней десять, чтобы что-нибудь предпринять. Впервые Эмма пожалела, что лондонская почта работает так быстро и надежно. Можно было бы сказать, что они не получали письма мистера Брендейла, но тот вряд ли этому поверит. А если не удастся убедить родителей, что все дело в пари, касающегося только ее и Уиклиффа, они заберут домой пятерых учениц. А за ними и другие увезут своих дочерей из академии.
Что касается Грея, то какими бы благородными и великодушными ни были его намерения, она не собирается полагаться на них полностью. Она достаточно знала мужчин, чтобы понимать, что гордость и забота о своем положении в обществе возобладают над сиюминутными чувствами, которые он питает к Лиззи — или к ней. Да, они были близки, но у него и раньше бывали любовницы, и, если верить ее подруге Виктории, он всегда быстро от них отделывался.
— Пойду прогуляюсь, — сказала Эмма, обращаясь к Изабель. Может, получится отделаться от мыслей о Грее. Видит Бог, у нее есть дела поважнее.